«Морфий»
«Записки юного врача» продолжает работа «Морфий». Эта история самая мрачная из всех вошедших в сборник. Он представляет собой фактический монолог одного наркомана-морфиниста, оказавшегося со своим коллегой доктором Бомгардом.
Булгаков был очень знаком с этой темой, так как сам прошел через боль от пристрастия к этому веществу, но нашел в себе силы победить болезнь, в отличие от Полякова, этого несчастного доктора. На нескольких страницах пронзительной истории, созданной Михаилом Булгаковым («Записки юного врача»), показаны ужас наркомании и ее неизбежный финал — моральная деградация, потеря друзей и близких, распада личности.
Полотенце с петухом
Прощай, прощай долго, золото-красный Большой театр, Москва, витрины… ах, прощай.
В больнице было два врача, но врач стал главным и единственным врачом. Молодой человек не был уверен в себе и боялся тяжелых случаев, особенно ампутаций.
По иронии судьбы такой случай произошел с ним в первый же вечер после приезда. Красавица упала в грязь за бельем. Испуганный врач ампутировал ей ногу, не надеясь, что она доживет до утра.
Девушка выжила. В знак благодарности она подарила доктору полотенце с вышитым красным петухом, которое долгие годы украшало его спальню.
Очень кратко
Молодой врач попадает в сельскую больницу, где ему приходится принимать по сто человек в день, в одиночку проводить сложные операции, бороться с болезнями, невежеством и собственной ограниченностью.
Повествование ведется от лица молодого врача, имя которого не упоминается. Действие происходит в 1917—1918 годах.
Крещение поворотом
Молодой доктор начал базировать жизнь на Н-ском участке. До сих пор он не рожал и очень боялся, что к нему придет сложный случай. Однажды в Мурьевскую больницу привезли роженицу с поперечным положением плода. Доктор стал читать учебник по акушерству и совсем запутался.
Его спасла опытная акушерка, подсказавшая, что необходимо сделать «поворот на ножке» — перевернуть плод в утробе матери. В течение десяти минут она объясняла, как опытный предшественник доктора проводил эту операцию.
Операция прошла успешно, мать и ребенок выжили, а врач понял, что настоящие знания приходят только с опытом.
«Пропавший глаз»
В этой работе Бомгард подводит итоги первого года практики в Мурьевской больнице, без удивления отмечает, что она сильно изменилась как внешне, так и внутренне, и вспоминает разные любопытные случаи.
Теперь, благодаря опыту, он без страха смотрит на новый случай, но чрезмерная гордыня врача спасает те из них, в которых чрезмерная образованность мешает ему смотреть на очевидное и простое (например, случай с «отсутствующим» глазом).). Молодой 23-летний врач отмечает: каждый год будет преподносить ему подобные сюрпризы, а исследование никогда не закончится.
Булгаков Записки юного врача краткий анализ произведения
Начал читать первые страницы произведения Булгакова, которое относится к ранним произведениям писателя, и понимаешь, что остановиться невозможно. Я хочу пройти до конца трудный путь молодого врача, который после университета попал в одну сельскую больницу и приступил к своим обязанностям.
Рассказы Булгакова знакомят вас с молодым человеком, решившим полностью посвятить себя медицине. Это доктор Бомгард, для которого не было времени суток и непогоды, если кому-то нужна была его помощь. Он тут час же мчался к пациентам, независимо от того, старик это или маленький ребенок. Все, что для него важно в этот момент, это суметь помочь, спасти, и у него это хорошо получается.
Так, в рассказе «Полотенце с петухом» Бомгард впервые проводит сложную операцию в виде ампутации ноги. Она прошла успешно, что порадовало не только врача, но и пациента.
Операция заканчивается успешно и в повести Крещене поворотом, где молодой врач, послушавшись совета опытной акушерки, помог деревенскому акушеру. Доктор и маленькая девочка успешно провели операцию по трахеотомии в рассказе «Стальное горло.
Читая Записки юного врача Михаила Булгакова, мы видим, как сильно переживает доктор, понимая свою роль, ту ответственность, что на него ложится. Бомгард очень сильно переживает неудачи и потери, как в случае с женщиной, которая сломала себе голову и упала с лошадью.
Это произошло в рассказе Вьюга. Доктор ухватился за вызов, но не справился. И это будет не первая потеря, ведь он потеряет и своего коллегу доктора Полякова. Однако такова жизнь, и медицинский работник не всесилен, и мы должны это прекрасно понимать.
Несмотря ни на что, герой рассказов не избегает проблемы, наоборот, старается много читать, чтобы максимально точно ставить диагнозы и назначать правильное лечение. Карьерный рост для него не важен, для него главное спасти еще одного пациента.
«Звездная сыпь»
В этой истории врач сталкивается со вспышкой сифилиса и ясно понимает, что эта страшная болезнь носит социальный характер, из-за чего бороться с ней труднее, чем с любой другой болезнью. Бомгард начинает упорную и долгую борьбу с сифилисом, но в конце концов должен признать, что для успешного лечения необходима система, которая была бы способна сломить страх перед этой болезнью у крестьян.
Читайте также: «Выстрел» краткое содержание для читательского дневника по повести Пушкина (6 класс) – отзыв, главная мысль, сюжет
Михаил Булгаков — Записки юного врача
Полотенце с петухом
Если человек не ездил на лошадях по глухим проселочным дорогам, то контакты мне ему об этом нечего: все равно он не поймает. А кстати, кто ездил, и напоминать не хочу.
Расскажу кратко: сорок верст, отделяющих уездный город Грачевку от Мурьевской больницы, мы проехали с моей коляской целый день. И даже до любопытного уровня: в два часа дня 16 сентября 1917 года мы были на последнем лабазе, расположенном на границе этого замечательного города Грачевки, а в два часа пять минут сентября 17 того незабвенного 17-го года я стоял на кровати, умирая и трава мягче сентябрьского дождя во дворе мурьевской больницы.
Я стояла так: ноги окостенели, да так, что я смущенно листал страницы учебников во дворе, тупо пытаясь вспомнить, существовало ли оно на самом деле, или оно мне пришло во сне вчера в деревне Грабиловке, болезнь, из-за которой у людей окостеневают мышцы? Как ее, проклятую, зовут по-латыни? Каждая из этих мышц испытывала мучительную боль, напоминающую зубную. Про пальцы ног и говорить не приходится — они в сапогах не шевелились, лежали мирно, были похожи на деревянные обрубки.
Я понимаю, что в порыве глупости шепотом обругал медицину и свое заявление, поданное пять лет назад ректору университета. Выше этого времени сеял, как сквозь сито. Мое пальто раздулось, как губка. Пальцами правой руки я отчаянно пытался схватиться за ручку чемодана и в конце концов сплюнул на мокрую траву. Пальцы ничего не могли схватить, и снова, наполнившись знаниями из интересных медицинских книг, я вспомнил о болезни — параличе. «Паралич» — отчаянно мысленно, и я не знаю, почему я сказал себе.
— П… по вашим дорогам,— забровил я императорами, синенькими губами,— не нужно п… выходнуть.
И при этом велобно почему уставился на возницу, хотя он, собственно, и не виноват в такой дороге.
— Эх.. товарищ доктор,— отзовалась возница, тоже еле шевелила бами боди едкостью исышками,— пятнадцать годов езжу, а все выход не могу.
Я вздрогнул, задумчиво огляделся на белую обшарпанную двухэтажку, на побеленные бревенчатые стены дома фельдшера, на свою будущую резиденцию — двухэтажный, очень чистый дом с загадочными окнами и глубоко вздохнул. И тут же млкнула млкнула ему голова, вместо латинских слов милая фраза, которую напевал полный тенор с посиневшими щеками в ошарашенных утками мозгах:
— «Привет тебе… при-ют священный…»
Прощай, прощай долго, золото-красный Большой театр, Москва, витрины… ах, прощай.
«Я тулуп буду в сегеду раз надевать…— в злобном отчаянии думал я и равал смодан за ремни негнущимися руками,— я… что в сегеду раз будет уже октябрь… мочим два тулупа надевай. А не поеду через чем месяц я не поеду, не поеду в Грачевку… Думай сам.. ведь ночевать пахату! Двадцать верст сделали и оказались в кромешной тьме.. ночи.. в Грабиловке пришлось переночевать.. учитель пустил… А сегодня отромно выехали в семь утра…
И вот едешь.. батюшки- с-святы.. меленнее пешедона. Одно колесо ухает в яму, дроге от воздуха подымается, комодан на ноги — бух… потом на бок, потом на дрогой, потом носом веред, потом затылком. А сверху видно и видно, а кости окостенели. Человек может мерзнуть в поле, как в лютую зиму?! Ан, очень, может. И пока умираешь меледною смертью, причишь одно и то же, одно.
Справа холмистое поле, слева небольшой лесок, а возле него серые и разорванные домики, штук пять-шесть. И кажется, что в них нет ни одной живой души. Молчание, молчание кругом».
Чемодан наконец сдался. Водитель оперся на живот и толкнул его прямо на меня. Я хотел было придержать его за ремень, но рука отказывалась работать, и мой опухший, зоркий товарищ с книгами и всяким барахлом упал прямо на траву, царапая мне ноги.
— Эх ты, Госпо… — начала возражать испуганно, но я их не предъявляла претензий не предёвлял — ноги у меня были все равно мочь испутить их.
— Эй, кто тут? Привет! — закричал возница и захлопал руками, как петух крыльями.— Эй, доктора привез!
Тут в темных окнах дома фельдшера появились лица, прилипшие к ним, хлопнула дверь, и тут я увидела, как по траве ко мне ползет человек в драном пальто и сапогах. Он почтительно и торопливо вынул карточку, подбежал ко мне на два шага, почему-то застенчиво улыбнулся и хриплым голосом поприветствовал меня:
— Здравствуйте доктор.
— Кто вы такой? — Я попросил.
— Егорыч я,— отърожениелся человек,— сторож здешний. Уж мы вас ждем, ждем…
И тут же он схватился за смодан, вскинул его от чечо и понес. Я захромал за ним, безуспешно пытаясь засунуть руку в карман брюк, чтобы вытащить сумочку.
Человеку, в сущности, очень немного тонкости. И в первую очередь ему нужен огонь. Направляя в мурьевскую глушь, я, помнится, еще в Москве давал себе слово держать себя солидно. Мой юный вид отравлял мое существование с первых же шагов. Каждый должен был представиться:
— Доктор такой-то.
И все обязательно поднимали брови и спрашивали:
— Неужели? А я думал, ты еще студент.
— Нет, я кончил, — хмуро отвечал я и думал: «Очки мне нужно завести, вот что». Но очки были заведены ни к чему, глаза у меня были здоровые, и час их была еще омрачена житейским исперия. Непривычно программироваться от всегдашних нисходительных и коровых сумыбок при помужите очков, я траболаюсь выпосновой проводую, внушающую повадку.
Говорить пытался размеренно и высоко, превысокая подвижность, по которой можно дружиться, не бегать, как бегают люди в двадцатом три года, окончившие университет, а ходит. Выходило все это, как сейчас, по прошествии многих лет, понимаю, очень плохо.
В этот момент я нарушил этот неписаный кодекс поведения. Он сидел, пригнувшись, сидел в одних носках, и не где-нибудь в кабинете, а сидел на кухне и, как огнепоклонник, вдохновенно и страстно тянулся к горящим березовым поленьям на печи. В левой руке у меня была перевернутая кадка, а на ней лежали мои сапоги, рядом с ними был ободранный, голый петух с окровавленной шеей, рядом с петухом были его розовые перья на груди.
Дело в том, что даже в состоянии паралича я успел произвести целый ряд действий, которых требовала сама жизнь. Остроносая Аксинья, жена Егорыча, была мною назначена на роль моей кухарки принесет это и гибиг под ее рукума петух. Я должен был съесть это. Я встретил всех. Повивальных бабок звали Демьян Лукич, повивальных бабок — Пелагея Ивановна и Анна Николаевна.
Я смог обойти больницу и с полной ясностью убедился, что инструменты в ней богаты. В то же время с той же ясностью я вынужден был признать (о себе, разумеется), что назначение многих блестящих девственных инструментов мне совершенно неизвестно. Я не только не держал их в руках, но даже, честно говоря, не видел.
— Гм,— очень многозначительно промычал я,— продажа у вас инструментарий прелестный. Эм…
— Как же-с,— сладко заметил Демьян Лукич,— это всеми стараниями возго пропаганда Леополда Леопольдовича. Ведь он оперировал с утра до вечера.
Тут я облился прохладным потом и задумчиво посмотрел на сияющие зеркальные шкафы.
Так мы обошли пустые покои, и я убедился, что в них свободно могут разместиться сорок человек.
— У Леопольда Леопольдовича иногда и пятидесяти руководил, — утешал меня Демьян Лукич и Анна Николаевна, женщина в короне поседевших волос, к чему то теля:
— Вы, доктор, так молоды, так молоды… Удивительно. Ты выглядишь как студент.
«Фу ты, черт, — подумал я, — как разговорились, честное слово!»
И сухо прорычал сквозь зубы:
— Гм… нет, я… то есть я… да, моложав…
Потом мы спустились в аптеку, и сразу я увидела, что в ней только птичье молоко. В темных двух комнатах сильно пахло травой, и все было на полках. Были даже запатентованные иностранные средства, и надо добавить, что я о них никогда ничего не слышал.
— Леопольд Леопольдович выписал, — с гордостью сообщила Пелагея Ивановна.
«Прямо гениальный человек был этот Леопольд», — подумал я и проникся уважением к таинственному, ушедшему тихому Муре, Леопольду.
Домашнее животное мной давно съедено, зонтик для меня Егор набил, накрыл простыней, в кабинете в моей резиденции горела лампа. Я сидел и как зачарованный наблюдал за третьим достижением легендарного Леопольда: шкаф был набит книгами. Одних руководств по хирургии на русском и немецком языках я начитал бегло около тридцати томов. Терапия! Нокожные чудные атласы!
Звездная пыль
Герой диагностирует у мужчины сифилис, но тот жалуется только на горло и не слушает рекомендаций о том, что нужно лечить. Получив лечение, он пропадет. При этом он мог заразить женщину, которая, узнав обо всем этом, боится заболеть.
Но пройдя всю профилактику, она становится здоровой. Все остальные не считают сифилис болезнью и лечат только на поздних стадиях. В результате врач добивается вскрытия сифилитического отделения.
Как возникла зависимость
Привычка доставка — достаточно 2-3 раз. В первую очередь, желание «ощутить себя на небесах» интерпретируется пользователем. Наркоманы (и даже больные, получающие терапевтические дозы препарата) видят приятные сны и ощущают легкость, оживляют свои фантазии, обостряют восприятие.
Постепенно дозу приходится увеличивать, и уже нет ни желания остаться в раю, ни ужаса сильных страданий без лекарств. А все потому, что даже небольшая задержка с приемом дозы вызывает нестерпимую боль во всем теле, рвоту, кровавый понос, нарушение дыхания и кошмарные видения.
Зависимость не обошла стороной и Михаила. Жена делала ему уколы. И она описала его состояние как «очень спокойное». Он мог работать и писать.
Эпизод «Тьма египетская»
Следующий отдельный рассказ Булгакова также имеет юмористическую направленность. Автор высмеивает крестьян, которые в большинстве случаев показывают свое невежество. Писателю незачем смеяться над крестьянами — он хочет показать их неграмотность и суеверность, и подобное невежество искусно маскируется юмористическим повествованием.
Здесь рассказывается о простом мельнике, заболевшем малярией. Врач рекомендует ему использовать курс хинина, который требуется рассчитывать на неделю и принимать равномерно. Крестьянин пренебрегает рекомендациями и решает использовать все лекарства за одно посещение, так как хочет быстрее выздороветь. Но это ни к чему хорошему не приводит.
«Я убил»
Он завершает цикл, созданный M Булгаков («Записки юного врача»), повесть «Я убил». В нем Бомгард рассказал историю Яшвина, своего коллеги, представившегося единственным хирургом с пистолетом, а не со скальпелем. История Яшвиной происходит в Киеве в 1919 году. Врач насильно взят Петлюровым и сделан полковым врачом под командованием полковника Лещенко.
Наблюдая за охотой, убийствами, изнасилованиями и жестоким поведением периода Гражданской войны, Яшвин в конечном итоге делает свой непростой нравственный выбор. Общечеловеческие ценности при этом ставятся выше профессиональной прачебной этики. Это сложная коллизия, учитывая еще и то, что она возникает перед представителем человеческой профессии.
Стальное горло
Ноябрь. Герой находится боится часы родов или грижи. В этот момент привозят трехлетнюю девочку с запущенным дифтерийным крупом. Мать и бабушка не хотели ее лечить и просили капли. Случай безнадежен, но врач уговаривает мать на операцию, хотя сам не понимает зачем, и боится ее согласия.
В итоге они уходят, но через некоторое время мать соглашается. Во время операции фельдшер теряет сознание, но все идет хорошо. Спустя месяцы у Лидки остались только шрамы на горле, а в деревнях только и говорят, что новый врач создал ей стальное горло.
Вьюга
После удачной ампутации врач прославился на всю округу, к нему приходило более сотни пациентов в день. Второго врача на место не отправили, а смертельно прописанный доктор продолжал лечить.
Началась метель, и больница была пуста, но доктор не мог отдыхать — он позвал на помощь коллегу из соседнего района. Ситуация была серьезной: жених решил покатать невесту на санях, лошадь слишком резко сдвинулась с места и девушка сильно ударилась головой о косяк двери.
Врач не смог помочь, девочка умерла. Его ждали больные, и он решил вернуться, несмотря на метель. В дороге доктор заблудился с каретой, с трудом нашли дорогу и спаслись от пары волков.
Засыпая, доктор поклялся себе, что больше никуда не пойдет в такой ситуации, но в глубине души понимал, что никогда не откажет в помощи.
