История создания
Из личных писем Лескова известно, что сюжет повести взят из реальной жизни.
Произведение было задумано как «рождественское», то есть фантастическое, с социальной тематикой и обязательно с моралью и счастливым концом. Кроме того, автор хотел показать читателям обычного человека, столкнувшегося с несправедливостью.
Впервые «Чучело» было опубликовано в журнале «Душевное слово» для детей и подростков в 1885 году. В дальнейшем повесть неоднократно включалась в сборники произведений автора, но не редактировалась и не изменялась.
История написания повести «Чучело» тесно связана с событиями из жизни самого автора. Если раньше он стремился найти праведников на русской земле, исполняя волю Гоголя (автор намеревался противопоставить тьме русской души ее светлые стороны, но не успел реализовать этот замысел во втором и третьем томах «Мертвых душ»), где Чичиков и иже с ним должны совершенствоваться), то в 80-х он всё больше разочаровывался в этом намерении.
Лесков пытался найти праведников, изучил множество архивных материалов и разочаровался в церкви. Его подход к LN также повлиял на его мировоззрение. Толстой, отлученный от церкви. Например, его сочинение «Поповская чехарда и приходской каприз» вызвало яростный протест цензуры и стоило ему места в Министерстве просвещения России.
Но автор продолжал разоблачать предрассудки людей, порожденные религиозными суевериями. Он затрагивал эту тему в детских произведениях.
О своей последней работе, наполненной разочарованием и гневом, он сказал:
Эти вещи не нравятся публике за их цинизм и прямоту. Да, я не хочу угождать публике. Хоть пусть подавится моими рассказами, но читай. Я знаю, как доставить ей удовольствие, но я не хочу угождать. Я хочу выпороть ее и мучить ее.
Пугало (Лесков Н. С., 1885)
Глава шестая
Зимой, когда в доме установили стеклопакеты, я не мог, как раньше, часто видеть дедушку Илью и других крестьян. Меня защитили от мороза, а все они остались работать на морозе, и у одного из них была неприятная история, которая вернула Селивана на сцену.
В самом начале зимы племянник Ильи, крестьянин Николай, поехал в гости к Кромы на именины и не вернулся, а через две недели его нашли на опушке Селивановского леса. Николай сидел на пеньке, упершись бородой в палку, и, видимо, отдыхал после такой сильной усталости, что не заметил, как вьюга засыпала его выше колен снегом, а лисы кусали его за нос и за щеки.
Очевидно, Николай заблудился, устал и замерз; но все знали, что это случилось не без причины и не без вины Селивана. Я узнал об этом от девушек, которых у нас было много в наших комнатах, и всех их в основном звали Аннушками. Была Аннушка большая, Аннушка поменьше, Аннушка рябая и Аннушка круглая, а потом Аннушка по прозвищу Шибаенок. Последний был для нас чем-то вроде фельетониста и корреспондента. Она за бойкий и игривый характер получила свое бойкое прозвище.
Аннушками звали не только двух девочек — Неонилу и Настю, которые числились в особом положении, потому что получили специальное образование в модном тогда орловском магазине мадам Морозовой, а еще в доме было три девушки на побегушках — Оська, Моська и Рошка.
Божье имя одной из них было Матрёна, другой Раиса, а как было настоящее имя Оська — я не знаю. Моська, Оська и Роська были еще в младенчестве, и поэтому к ним все относились довольно пренебрежительно. Они по-прежнему бегали босиком и не имели права сидеть на стульях, а садились внизу, на скамеечки для ног. По своему положению они выполняли различные унизительные работы, такие как мытье тазов, умывальников, наблюдение за гончими в поездках и доставка посылок работникам кухни и в деревню.
Нигде в нынешнем помещичьем доме нет такой чрезмерной тесноты, а тогда это казалось необходимым.
Конечно, все наши девицы и девицы многое знали о страшном Селиване, во дворе которого замерз насмерть крестьянин Николай. На этот раз Селивану припомнили теперь все его старые уловки, о которых я прежде не знал. Теперь оказалось, что кучер Константин, поехавший однажды в город за говядиной, слышал жалобные стоны, льющиеся из окна каюты Селивана, и слышались слова: «Ой, болит перо! О, палец режет».
Девушка, Аннушка большая, объяснила это так, что Селиван взял его к себе во время метели (по-орловски — кур
Целый джентльменский экипаж со всем дворянским семейством и потихоньку отрезать палец за пальцем дворянским детям. Это ужасное варварство очень испугало меня. Потом с сапожником Иваном случилось нечто еще более ужасное и необъяснимое. Однажды, когда его послали в город за сапожным товаром, а он замешкался, пришел домой темным вечером, тут поднялась небольшая метель — и это была первая радость Селивана.
Он тут же встал и вышел на поле побеждать в темноте с Ягоу, гоблинами и кики-мамами. И сапожник знал это и был настороже, но не был осторожен. Селиван выскочил прямо перед его носом и преградил дорогу… Лошадь остановилась. Но сапожник был, к счастью для него, от природы смелым и очень находчивым. Он подошел к Селивану, как бы с любовью, и сказал: «Здравствуйте, пожалуйста», — и тут же из рукава уколол его самым большим и острым шилом прямо в живот.
Это единственное место, где можно ранить волшебника насмерть, но Селиван спасся тем, что тут же превратился в толстый верстовой камень, в котором острый инструмент сапожника застрял так сильно, что сапожник не смог его вытащить и был вынужден отделиться от шила , между тем, он был абсолютно необходим.
Этот последний случай был даже оскорбительной насмешкой над честными людьми и убедил всех, что Селиван действительно не только великий злодей и хитрый колдун, но и нахал, которого нельзя подводить.
Тогда они решили преподать ему урок, строго говоря; но Селиван тоже не был дураком и научился новому трюку: он стал «скитаться», то есть при малейшей опасности, даже просто при каждой встрече, он стал менять свой человеческий облик и у всех на глазах превращаться в различные живые и неживые предметы.
Правда, благодаря всеобщему увлечению им, даже при такой сноровке он еще немного страдал, но истребить его не удавалось, а борьба с ним иногда даже приобретала слегка смешной характер, что обижало и раздражало всех даже более. Так, например, после того, как сапожник изо всех сил проткнул его шилом и Селивану удалось спастись, лишь бросив себе веху, несколько человек видели, как это шило торчало в настоящую веху.
Его даже пытались вытащить оттуда, но шило сломалось, и сапожнику принесли только никчемную деревянную ручку.
Селиван и после этого ходил по лесу, как будто его и вовсе не жалили, и так набожно скинул кабана, что тот с удовольствием ел желуди, как будто такой плод мог прийтись ему по вкусу его. Но чаще всего в образе красного петуха он взбирался на свою черную крышу и кричал: «Готовь-реку!» Все знали, что петь «ка-ка-река» его, конечно, не интересовало, но он искал того, кто скакал, против кого стоило бы научить лешего и кикимору поднимать хорошую бурю и замедлять его насмерть.
Словом, окружающие настолько хорошо разгадывали все его уловки, что ни разу не поддались злодею в его сети и даже отомстили Селивану за его обман. Однажды, когда, бросившись, как вепрь, он встретил кузнеца Савелия, шедшего из Крома со свадьбы, между ними даже произошла открытая драка, но кузнец остался победителем благодаря тому, что, к счастью, у него было тяжелая дубина в руках.
Оборотень делал вид, что не обращает на кузнеца ни малейшего внимания, и тяжело мычал, жуя желуди; но кузнец с острым умом проник в его план, который состоял в том, чтобы пропустить его, а затем напасть на него сзади, сразить его и съесть вместо желудя. Кузнец решил предотвратить беду; он поднял дубинку высоко над головой и прервал ею храп вепря, так что тот жалобно завыл, упал и уже не вставал.
А когда кузнец после этого быстро стал уходить, Селиван снова принял свой человеческий облик и долго наблюдал за кузнецом со своего крыльца — явно с недружелюбной по отношению к нему целью.
После этой страшной встречи у кузнеца даже была лихорадка, от которой он избавился только тем, что бросил в окно порошок хинного дерева, присланный ему из горницы для приема.
Кузнец слыл очень разумным человеком и знал, что хинное дерево и любые другие аптечные лекарства против магии ничего сделать не могут. Он вытерпел, завязал узел на жесткой нитке и бросил гнить в навозной куче. С этим было покончено, ибо, как только узел и нить сгниют, сила Селивана должна была иссякнуть.
И вот что произошло. После этого случая Селиван больше никогда не бросался в свинью, и с тех пор его точно никто не встречал в этом растрепанном виде.
С проказами Селивана в виде красного петуха дело обстояло еще успешнее: против него ополчился криворукий мирошник Савка, лихой парень, действовавший осторожнее и ловчее.
После того, как его отправили в город в предгорьях, он ехал на очень ленивой и упрямой лошади. Зная о таком нраве своего коня, Савка привез с собой на всякий случай хорошее березовое полено, которым надеялся отштамповать на память бока своего меланхолического буцефала. Он уже успел сделать что-то подобное и изменил характер своего коня, который, потеряв терпение, стал немного прыгать.
Селиван, не ожидавший, что Савка так хорошо вооружен, как раз к его приходу выскочил, как петух в варенье, и закружился, глядя во все стороны и напевая «ка-ка-река!» Савка не шарахнулся от колдуна, а, наоборот, сказал ему: «Эй, брат, лежишь — не хочешь идти», и с этим, недолго думая, бросил в него свое бревно, что он даже не допел «ку-ка-ривер» и упал замертво.
К сожалению, он просто упал не на улице, а во дворе, где ему ничего не стоило коснуться земли, чтобы снова принять свой человеческий облик. Он стал Селиваном и, выбежав, погнался за Савкой, держа в руке ту самую палку, которой Савка угостил его, когда тот закукарекал, как петух на крыше.
По рассказам Савки, Селиван был на этот раз так взбешен, что Савке могло быть очень жаль его; но Савка был проворный малый и очень хорошо знал очень полезную вещь. Он знал, что его ленивый конь тотчас же забудет свою лень, если его вернут домой на сене.
Он сделал это. Как только Селиван, вооруженный бревном, бросился к Савке, Савка тут же повернул коня назад и исчез. Он поскакал домой, безликий от страха, и рассказал страшную историю, приключившуюся с ним только на следующий день. А то слава богу, что заговорил, а то боялись, что он там не останется навсегда.
Жанр, направление
«Чучело» относится к жанру рассказа. На протяжении двадцати одной главы развивается центральная история, связанная с таинственным Селиваном. Кроме того, повествование событий ведет один человек (молодой человек, желающий встретиться с объектом неприязни многих), а все остальные персонажи лишь помогают раскрыть основную проблему.
Несмотря на элементы мистики в произведении (суеверия о Селиване, вера людей в то, что отшельник может превращаться в животных и управлять погодой, чтобы досаждать местным жителям), «Чучело» остается реалистическим рассказом. Люди, принимающие участие в акциях, типичны: господа, занимающие высокое положение в обществе, слуги, фермеры и другие. Ситуации и темы, которые затрагивает автор, тоже повседневны. И таинственные мотивы получают вполне реальное объяснение.
Смысл названия
Пугало в рассказе прямо именуется одним из героев, что становится настоящей местной «страшилкой”.
“
Такой страх объял меня оттого, что наш дом и вся наша область, оказалось, была во власти страшного разбойника и кровожадного колдуна, которого звали Селиван…”
Но в итоге название себя не оправдывает. Селиван оказывается крайне осторожным, но очень добрым и симпатичным человеком. Удивительно, но он самый положительный персонаж среди остальных, потому что долго не ожесточался против тех, кто его унижал.
Рассказ «Пугало» — Николай Лесков
У страха большие глаза.
Говоря
Глава Один
Мое детство прошло в Орле. Мы жили в доме Немчинова, недалеко от «маленького собора». Теперь я не могу разобрать, где именно стоял этот высокий деревянный дом, но помню, что из сада открывался просторный вид на широкое и глубокое ущелье с крутыми берегами, изрезанными пластами красной глины.
За оврагом было большое пастбище, где находились казенные магазины, возле которых летом всегда учились солдаты. Каждый день я видел, как их учили и как били. Потом они были в употреблении, но я так и не смогла к ним привыкнуть и всегда плакала над ними. Чтобы это не случалось часто, моя няня, пожилая московская солдатка Марина Борисовна водила меня погулять в городской сад.
Здесь мы сели над мелководной Окой и смотрели, как в ней купались и играли маленькие дети, свободе которых я тогда очень завидовал.
Самым большим преимуществом их свободного положения в моих глазах было то, что на них не было ни обуви, ни нижнего белья, так как рубашки были сняты, а ворот завязывался с рукавами. В таком приспособлении рубашки выглядели как мешочки, и дети, поставив их против течения, ловили там маленькую серебряную рыбку.
Он настолько мал, что его невозможно очистить, и это было признано достаточным основанием для того, чтобы отварить его и съесть неочищенным.
У меня никогда не хватило смелости узнать его вкус, но поймать его, сделанное крошечными рыбаками, казалось мне верхом счастья, как свобода могла утешить мальчика моих тогдашних лет.
Однако няня знала веские причины, по которым такая свобода была бы для меня совершенно неприличной. Эти доводы заключались в том, что я ребенок знатных родителей и все в городе знают моего отца.
— Другое дело, — сказала медсестра, — если бы дело было в деревне. Там, с простыми, серыми мужиками, и мне, может быть, разрешили бы чем-нибудь насладиться так же вольно.
Кажется, именно эти сдерживающие доводы сильно и устало стали манить меня в деревню, и моей радости не было предела, когда родители купили небольшое имение в Кромском уезде. Тем же летом мы переехали из большого таунхауса в очень уютный, но небольшой загородный дом с балконом, под соломенной крышей. Лес в Кромском районе уже тогда был дорогим и редким. Этот район степной и зерновой, а также хорошо орошается небольшими, но чистыми речками.
Глава вторая
В деревне я сразу завязал обширные и любопытные знакомства с фермерами. Пока отец и мать усиленно занимались хозяйством, я, не теряя времени, сблизился со взрослыми мальчишками и детьми, которые пасли лошадей «у кулиги» Кулига — место, где рубят и сжигают деревья, кустят, Выгореть. (Прим авт.).
Однако сильнее всех воспринял мои чувства старый мельник, дед Илья, совершенно седой старик с очень большими черными усами. Он как никто другой был доступен для разговора, потому что не ходил на работу, а либо ходил по плотине с вилами навоза, либо сидел над дрожащим желобом и задумчиво слушал, бьются ли равномерно мельничные колеса или вода подсасывала где-то под ловушкой.
Когда ему надоело ничего не делать, он на всякий случай приготовил кленовые кулаки или шкворни. Но во всех описываемых ситуациях он легко уклонялся от дела и охотно вступал в разговоры, которые вел обрывками, без всякой связи, но любил систему намеков и при этом смеялся то над собой, то над публикой.
Будучи мельником, дедушка Илья имел довольно близкие отношения с водяным, который заведовал нашими прудами, верхним и нижним, и двумя болотами. У этого демона была штаб-квартира под пустующим укрытием на нашей мельнице.
Дедушка Илья все о нем знал и говорил;
— Он любит меня. Если он когда-нибудь приходит домой рассерженный из-за какой-то болезни, он не оскорбляет меня. Ложись сюда другой на моем месте, на мешках — он только мешок сорвать и выкинуть хочет, а меня хоть убей не тронет.
Все молодые люди подтверждали мне, что между дедушкой Ильей и «водяным дедушкой» описываемые отношения действительно существовали, но основывались они вовсе не на том, что воду любил Илья, а на том, что дедушка Илья, как реальный , настоящие мельницы, знали настоящее, настоящее мельничное слово, которому Водолей и все его имперы подчинялись так же беспрекословно, как змеи и жабы, обитавшие под укрытием и на плотине.
Вместе с ребятами ловил болтунов и гольцов, которых в нашей узкой, но чистой реке Гостомле было очень много; но в силу серьезности характера моего я больше держался в обществе дедушки Ильи, опытный ум которого открыл мне мир, полный таинственных прелестей, совершенно неизвестных мне, городскому мальчишке.
От Ильи я узнала и о домовом, который спал на катке, и о Водолее, у которого под колесами было красивое и важное пространство, и о кикиморе, которая была настолько пугливой и непостоянной, что пряталась от каждого нескромного взгляда в разные пыльные купюры — то в Риге, то в амбаре, то в толпе, где осенью нравы давили.
Дедушка меньше всего знал о леших, ибо жил он где-то далеко, у сада Селиванова, и лишь изредка заходил в наши густые заросли, чтобы сделать себе новую метлу и поиграть ею в тени кашпо. Однако дед Илья за всю свою полную приключений жизнь видел лешего лицом к лицу лишь однажды, и то в Николин день, когда у нас был храмовый праздник. Леший подошел к Илье, прикинувшись очень кротким мужиком, и попросил его понюхать табак.
А когда дед сказал ему: «хрен с тобой — нюхать!» а заодно и тавлинку открыл, тогда эльф уже не мог блюсти хорошего поведения и пошел в школу: засунул руку под табакерку, чтоб закрыть все глаза доброму мельнику.
Все эти живые и занимательные рассказы имели тогда для меня полную вероятность, и их густое образное содержание до такой степени поражало мое воображение, что я сам был чуть ли не провидцем. По крайней мере, когда я однажды с большим риском заглянул в разбитый амбар, мой глаз уловил такую проницательность и тонкость, что я увидел сидящую там в пыли кикимору.
Она была немытая, в запыленном воинском камзоле и с золотушными глазами. И когда, испугавшись этого зрелища, я без памяти поспешил бежать оттуда, мое второе чувство — слух — уловило присутствие лешего. Точно не ручаюсь, где он сидел — наверное, на какой-нибудь высокой иве, но только когда я бежал от кикиморы, леший со всей силы свистнул в свою зеленую дудку и повалил меня на землю за ногу с такой силой, что каблук оторвался от моих туфель.
Как только я вздохнул, я рассказал все это своим родным, и для своей искренности я сидел в комнате, чтобы читать священную историю, в то время как босоногий мальчик, отправленный в соседнюю деревню, пошел к солдату, который мог бы возместить ущерб, нанесенный гоблин в моем ботинке. Но даже чтение священной истории не уберегло меня от веры в сверхъестественных существ, к которым я, можно сказать, приучил через деда Илью.
Я хорошо знала и любила священную историю, и до сих пор готова ее перечитывать, но все же тот детский сладкий мир сказочных существ, о котором рассказывал дедушка Илья, казался мне нужным. Лесные источники остались бы сиротами, если бы гений, приписываемый им народным воображением, был отчужден от них.
Среди неприятных последствий лешейной трубы был и тот факт, что дедушка Илья получил выговор от моей мамы за курсы демонологии, которые он мне читал, а я какое-то время стеснялся и как бы не хотел продолжать свое образование. Он даже прогнал меня от него.
— Слезь с меня, иди к своей няне, — сказал он, поворачиваясь к нему спиной и засовывая свою широкую мозолистую ладонь под сиденье.
Но я уже мог гордиться своим возрастом и считать такое обращение несовместимым со мной. Мне было восемь лет, и тогда мне не нужно было ходить к няне. Я дал почувствовать это Илье, принеся ему из-под слитой водки чашку для полоскания вишен.
Дедушка Илья любил эти плоды — он принял их, смягчил, погладил меня по голове своей мозолистой рукой, и между нами снова восстановились самые короткие и добрые отношения.
«Ты такой, — сказал мне дедушка Илья, — ты всегда больше всех уважаешь колхозника и любишь слушать, но не рассказывай всем то, что услышишь от колхозника.
С тех пор я стал скрывать все, что слышал от мельника, а с другой стороны, узнал столько интересного, что стал бояться не только ночью, когда все домовые, лешие и кикиморы становятся очень наглыми и грубыми , но начал даже пугаться днём. Такой страх объял меня оттого, что наш дом и вся наша область, оказалось, была во власти страшного разбойника и кровожадного колдуна, которого звали Селиваном.
Жил он всего в шести верстах от нас, «на разной высоте», то есть там, где великая почтовая дорога разделялась на две: одна, новая дорога, шла на Киев, а другая, старая, с полыми стрелами Екатерины плантации», привели к Фатежу. Сейчас он заброшен и лежит в руинах.
Худший за этой крепостью был хороший дубовый лес, а около леса был самый худший, совсем открытый и полуразрушенный постоялый двор, в котором, говорят, как будто никто и никогда не останавливался. И в это легко можно было поверить, потому что двор не давал никаких удобств для пребывания и потому что отсюда было слишком близко до города Крома, где даже в полудикие времена можно было надеяться найти теплую горницу, самовар и использованные булки.
Именно в этом страшном дворе, где никто никогда не останавливался, жил «пустой надзиратель» Селиван, страшный человек, встрече с которым никто не радовался.
В третьей главе
История «пустого дворника» Селивана, по словам деда Ильи, была такова. Селиван был кромским купцом; родители его рано умерли, и жил он мальчишкой в калачнике, продавая калачи в трактире за Орловской заставой. Он был хорошим мальчиком, добрым и послушным, но только калашнику всегда говорили, что с Селиваном надо быть осторожным, потому что у него на лице красная метка, как огонь, а это никогда не ставится даром.
Были люди, которые знали это и особую поговорку: «Бог метит вора». Хозяин калашника очень хвалил Селивана за его усердие и верность, но все остальные говорили о его искренней благосклонности, что истинное благоразумие все-таки заставляет его остерегаться и сильно ему не доверять, потому что «Бог метит жулика». Если на его лице ставится отметина, то это именно для того, чтобы за ним ухаживали слишком доверчивые люди.
Калачник не хотел отставать от умных людей, но Селиван был очень хорошим работником. Он регулярно продавал калачи и каждый вечер бережно высыпал хозяину из большого кожаного мешка все пятаки и гривны, которые получал от проходивших мимо крестьян. Однако метка была на нем не просто так, а перед событием (такое уже всегда бывает).
В Кромы из Орла приехал «отставной палач» по имени Борька, и ему сказали: «Ты был палачом, Борька, а теперь будешь жить у нас горько», и все старались, как могли чтобы такие слова не уходили к отставному палачу впустую. А когда палач Борька приехал из Орла в Кромы, у него уже была с собой дочь, девочка лет пятнадцати, которая родилась в остроге, хотя многие считали, что лучше бы ей вообще не рождаться.
Они приехали в Кромы, чтобы жить в национальном регистре. Это сейчас непонятно, а тогда случалось, что отслужившим палачам приписывались какие-то города, и делалось это легко, ни у кого не спрашивая о желании или согласии. Вот как это случилось с Борькой: какой-то воевода велел приписать этому старому палачу в Кромы — приписали, а он приехал сюда жить и взял с собой дочь.
Вот только в Кромах, конечно, палач ни для кого не был желанным гостем, а, наоборот, все пренебрегали им, как чистыми людьми, и решительно никто не пускал ни его, ни его девушку в свой сад. Когда они приехали, было уже очень холодно.
Палач просил пройти то в один дом, то в другой, и уже не заботился. Он видел, что ни у кого не вызывал ни малейшего сочувствия, и знал, что вполне заслужил его.
«Но дети! он думал. «Ребенок не виноват в моих грехах — кто-то пожалеет ребенка».
А Борька опять стучал от хутора к хутору и просил взять если не его, то только девочку… Он клялся, что никогда даже не придет в гости к дочери.
Но и эта просьба была напрасной.
Кто узнает палача?
А потом, миновав город, эти злополучные пришельцы снова стали проситься в тюрьму. Там хоть можно было согреться от осенней мокроты и холода. Но и в тюрьму их не взяли, потому что срок их пленения прошел, и теперь они были свободными людьми. Они могли умереть под любым забором или в любой канаве.
Иногда палачу и его дочери давали милостыню, не им, конечно, а ради бога, но в дом их никуда не пускали. Старик и дочь не имели крова и ночевали где-то под обрывами, в глиняных ямах, потом в пустых караульных в саду, по долине. Строгую часть их разделила худая собака, приехавшая с ними из Орла.
Это была большая лохматая собака, на которой вся шерсть была сваляна в войлок. Что она ела в присутствии своих нищих хозяев — никто не знал, но в конце концов они догадались, что ей вообще не нужно было есть, потому что она была «без корзины», то есть у нее были только кости и кожа и желтая, усталые глаза, а «посередине» у нее ничего не было, и поэтому еда ей была совсем не нужна.
Дедушка Илья рассказал мне, как этого можно добиться «самым простым способом». Любой собаке, будучи щенком, достаточно один раз выпить жидкого расплавленного олова или свинца, и он останется без желудка и не сможет есть. Но, конечно, при этом необходимо знать «особое, волшебное слово». А поскольку палач явно знал такое слово, люди со строгими нравами убили его собаку.
Конечно, так и должно было быть, чтобы не давать снисхождения к колдовству; но это было большим несчастьем для нищих, так как девочка лежала с собакой, и она отдала ребенку часть тепла, которое было у нее в шерсти. Но из-за таких пустяков колдовать было, конечно, нельзя, и все придерживались мнения, что собаку уничтожили совершенно справедливо. Пусть колдунам не удастся обмануть верующих.
Читайте также: О чем плачут лошади краткое содержание читать онлайн
Суть: о чем?
Рассказ «Чучело» рассказывает о человеке по имени Селиван, который долгое время живет уединенно со своей женой.
Раньше он продавал калачи с наставником, но потом вдруг исчез из города. По возвращении он поселился на постоялом дворе у купца, который вскоре умер. У Селивана не было доходов, но ни он, ни его жена не умерли с голоду. Поэтому местные жители стали называть отшельника коварным колдуном, разбойником и стали избегать его.
Почти единственный, кто не совсем верит слухам, — это сам рассказчик, ребенок, жаждущий встречи с Селиваном. И такая возможность ему вскоре представляется во время похода с другими ребятами в лес, который находится недалеко от дома мужчины.
Во время встречи выясняется, что Селиван вовсе не чудовище, а вполне хороший человек, который еще и помогает ребенку, в отличие от тех, кто оставил его в лесу.
Второй раз столкновение происходит во время сильного шторма. Экипаж, в котором находится рассказчик и некоторые члены семьи, сбивается с пути, и лошади случайно приводят их к дому «волшебника». Путешественники некоторое время ждут Селивана, а потом по недоразумению убегают, оставив в доме драгоценную шкатулку.
Мужчина возвращает чужие вещи, его честность удивляет всех, а Селивана наконец-то принимают в обществе как человека, достойного уважения и любви.
Короткий пересказ «Пугала» с цитатами
Действие происходит в Кромском уезде Орловской губернии. Главный герой — купец Селиван, которого молва и крестьянская фантазия прозвали колдуном и разбойником и таким образом стали «страшилкой» для окружающих, пока случай не открыл всем добро и справедливость его натуры.
Троицкий Всеволод Юрьевич в предисловии к собранию сочинений 1989 года упоминает этот рассказ как иллюстрацию таланта Лескова показывать скрытое величие человеческой души: «Злой лесной дух, воплотившийся по слухам в лесном страже Селиване, исчезает бесследно встретив этого несравненно честного по натуре и сострадательного «испуганного“…».
Семья мальчика, по рассказу рассказа, переезжает из города Орла в деревню, где он «сразу завел обширные и любопытные знакомства с крестьянами». Старый мельник, дедушка Илья, рассказывает о местном «страшном человеке» Селиване. Сирота Селиван в молодости работал у калачника — продавал булки.
Однажды он таинственным образом исчезает из города, оставив нетронутыми все деньги, полученные от продаж того дня. В это же время пропадает еще одна сирота — девочка, дочь палача, которую никто не пускал в дом и не кормил.
Селиван снова появляется три года спустя. Купец, которого он спас в дороге, вытащив из-под опрокинутой телеги, разрешает ему поселиться в пустующем постоялом дворе за аренду. Несмотря на очевидную нерентабельность двора на малоиспользуемой дороге, Селиван соглашается и отвозит туда свою больную жену, которая, как выясняется только в конце рассказа, является пропавшей дочерью палача.
«В Селиване не было болтливости и вообще приятной общительности; он избегал людей и даже как будто боялся, и в городе не показывался, и жены его вообще никто не видал с тех пор, как он привез ее сюда на ручной навозной тележке».
Прошло много лет, а «Селиван и его убогий калека все еще жили здесь и, ко всеобщему удивлению, заплатили за хутор купеческим наследникам». Зная, что с этого постоялого двора негде получить доход, а «между тем Селиван, хотя и жил в нищете, но все-таки не умер от голода», крестьяне решили, что он продал душу нечистой силе. После этого все аварии и потери свалили на Селивана.
Истинное лицо героя раскрывается после инцидента. Из-за метели тетка рассказчика была вынуждена остановиться в постоялом дворе Селивана. Но ночью происходит переполох, и тетка уходит с племянником и прислугой. Добравшись до поместья родителей своего племянника, он обнаруживает, что на месте нет коробки с деньгами.
Совместно принято решение, что его украл Селиван. Но как раз в тот момент, когда полицейский собирался арестовать вора, появляется он сам с забытой коробкой и при этом отказывается от награды. Тогда отношение окружающих к нему полностью меняется, и жизнь Селивана становится другой.
Рассказ «Немой художник» Лесков написал в 1883 году. В произведении автор затрагивает темы справедливости, крепостного права и гибели народных талантов
Главные герои и их характеристика
Посмотрим, как раскрываются главные герои и их характеристики в рассказе «Чучело»:
- Рассказчик – мальчик, глазами которого читатели следят за развитием событий. Работа содержит многие из его мыслей и переживаний. Это позволяет полностью погрузиться в атмосферу «Чучела» и почувствовать себя другими персонажами. Как однажды замечает рассказчик, все эпизоды, которые он рассказывает, реальны и правдивы. И в это можно поверить, так как недоверие, необоснованная ненависть, общая злоба по отношению к человеку — все это реально существует и встречается довольно часто.
Как ребенок, рассказчик впечатлителен, любопытен, эмоционален, не боится показывать истинные чувства. Он единственный, кто хочет лучше узнать загадочного Селивана, потому что чувствует в нем какое-то внутреннее тепло. Рассказчик не верит, что отшельник действительно так страшен, как все думают. Удивительно, но, несмотря на более высокий социальный статус, ребенок очень комфортно чувствует себя среди обычных людей. Ведь именно с ними он наполняется жизнью и искренним счастьем.
- Селиван — сирота, раньше был помощником калачника. Он считался хорошим работником, но еще в молодости его называли опасным из-за красной метки на лице. По поверьям местных жителей, высшие силы таким образом отмечали тех, кому нельзя было доверять. Поразительно, но отношение Селивана меняется после того, как он селится с дочерью палача вдали от остальных.
Теперь окружающие не только высказывают некоторые подозрения, но и откровенно боятся и ненавидят отшельника. И даже обвиняют его во всем плохом, что происходит: пропадают люди, портится урожай, портится погода. Тем не менее в конце произведения выясняется, что герой очень милосерден и сострадателен к ближним.
Он спасает рассказчика и его младшего брата, укрывает семью рассказчика во время шторма и возвращает драгоценный ящик своей тете. За все благородные дела он не требует награды, потому что действует так, исходя из собственного понимания того, что правильно.
— Что это за закон, — ответил он, опять толкая руку тетки с бумагами. «Нельзя завладеть чужим несчастьем.. не надо…”
Селиван, пережив все испытания, наконец обретает счастье. Его снова начинают уважать, у него появляется хороший дом и хорошие друзья.
